Ирина Иноземцева

Анютка и Пронька тихонько пробирались по краю поля к деревне. Они были в лесу, где от пуза объелись земляникой, и поэтому у них было красным все, что только могло быть. И ладошки и губы и даже щеки.
В лесу они прятались потому что, сегодня была суббота. Значит, в вечеру будет «оргия Срамного Геворгия». Так дворовые называли то действо что творил барин по субботам, а сам барин и его подручные под водительством управляющего Фомы, называли это непотребство просто «оргия». Что, такое «оргия» крестьяне не знали, но молодым девкам на этот «праздник» лучше было не попадать.

Далее...

Сегодня суббота. Значит, в вечеру будет «оргия Срамного Геворгия». Так простецки окрестили дворовые то непотребство, которое барин регулярно устраивал в усадьбе и называл таинственным словом «оргия».
Участников для оргий подбирали барские «опричники»: группа сильных и ловких парней во главе с Фомой – главным исполнителем телесных наказаний в усадьбе.
Они сгоняли всех баб, девок и мальчишек на конюшенный двор и там, лапая их за срамные места, отбирали с десяток тех, что будут ублажать барина в эту субботу. Остальные расходились по домам, мелко крестясь и опустив глаза.

Далее...

Любимая сука барина Альма ощенилась и издохла.
Горю барина не было предела. Он пил горькую с неделю и бил смертным боем любого, кто подворачивался под руку. Так продолжалось до тех пор, пока он не узнал, что один из щенков с Альминого помёта сдох.
Постояв напоследок ещё раз у могилки любимой собаки, зарытой в самом красивом месте барского сада, он отправился на псарню.

Далее...

- Что ж ты, глупая, рыдаешь? – добродушно, почти участливо спрашивал барин у голенькой плачущей девчушки, стоящей перед ним на карачках и глядевшей ему прямо в глаза. – Рыдать раньше надо было, когда уста твои лукавые малину ели, вместо того, чтобы собирать её!
Фома, палач, состоявший на службе у барина, стоял позади зарёванной девчонки и мерно наносил удары плёткой по её худеньким ягодицам, по спинке, по цыплячьим плечикам. Экзекуция продолжалась уже довольно долго, и девочка не могла больше плакать и просить пощады, она только судорожно всхлипывала и вздрагивала под ударами плётки.

Далее...

- Однако, крут наш барин! Суров и быстр на расправу!.. – Алёшка лежал на лавке, вниз животом, в ожидании порки. Портки он приспустил, рубаху задрал. Отец частенько порол его, он привык к порке и не боялся её.
Обидно только было, что в этот раз он попался на глаза самому барину! И как раз в тот момент, когда он уже почти удрал из барского сада, с полной пазухой каких-то необыкновенных тёмно-красных яблок, которые так и не попробовал…

Далее...

Я специально выпросил у отца бинокль. Что-то врал, рассказывал, что нам дали какое-то сложное задание на лето по наблюдению за природой. Отец не стал особо вслушиваться в моё враньё, только предупредил, что спустит с меня шкуру, если с биноклем что-нибудь случится.
На самом деле я просто изнывал от желания разглядеть их поближе.
Первый раз, когда я увидел этих двух взрослых девиц, занимающихся своим «непотребством» прямо на пляже, я чуть с ума не сошёл от увиденного. Я тогда не знал, что такие женщины не редкость и называются они лесбиянками.

Далее...

-Нет, Боренька, не надо! Ну, пожалуйста! Ну-у…
Он лезет к ней под юбку каждый раз, когда они остаются одни. И каждый раз чувствует, что она хочет этого. Она могла бы позвать свою мамашу, крикнуть громко, сбежались бы все, кто есть в доме, и всё было бы кончено. Наверняка мать убила бы его на месте, в смысле, увезла бы его домой, и они никогда в жизни не встретились бы снова.
Но Юлечка только тихонько повизгивает, как от щекотки, зажимает свои коленки и пытается увернуться от его горячих, нетерпеливых пальцев.

Далее...